Гостем очередных «Циолковских чтений» в Рязанском госуниверситете имени Есенина стал человек с таким историческим бэкграундом, что иногда действительно с трудом верилось в возможность непосредственного общения с ним. Леонид Александрович Китаев-Смык: ученый, заслуженный испытатель космической техники, специалист в психологии стресса, автор множества книг и работ в этой области, а главное – врач, который готовил к полету Юрия Гагарина, Алексея Леонова и других первых космонавтов.

1.jpg

Договорился о его приезде в Рязань известный рязанский активист Игорь Кочетков. Вел встречу заведующий кафедрой философии РГУ им. С.А.Есенина Рудольф Подоль, который напомнил, что рязанская общественность долгое время не могла найти понимания у региональных властей в вопросе о сохранности местного наследия теоретика космонавтики Константина Циолковского и выразил надежду на диалог с новым главой региона в этом вопросе.

Леонид Китаев-Смык, 86-летний участник великих событий, оказался еще и прекрасным рассказчиком. Ему слово.

Секретная поликлиника

– Поликлиника Лётно-исследовательского института (ЛИИ), начало 1960 года.

6.jpg

Это была секретная поликлиника, там могли лечиться только люди, у которых имеется допуск секретности и которые работают в ЛИИ. Там было двенадцать тысяч человек. Лётно-исследовательский институт — это была целая совокупность многих институтов, которые работают по единой схеме. Несколько производств, которые могут сделать всё, что угодно в одном экземпляре. Уникальные вещи можно сделать. Величайшего профессионального качества инженеры, рабочие. И вот была сделана такая поликлиника. А третий этаж этой поликлиники сделали совершенно секретным и назвали его секретно «Отдел авиационно-космической медицины», а менее секретно — Отдел №28. И вот в конце декабря 60-го года туда приехало человек восемь примерно молодых офицеров, трое из них были капитаны и, по-моему, пять старших лейтенантов. Это третий этап.

Всех нас выставили в коридор вместе со стульями и шкафами и в моём кабинете поместили две кровати. Не сразу стало известно — всё-таки секретно — кто и зачем, но в конце выяснилось, что там жили на одной кровати — Гагарин, на другой — Титов. В соседней комнате были Нелюбов и Попович. Дальше были в третьей комнате Быковский и Николаев. Ещё несколько офицеров жили в соседних комнатах.

5.jpg

Это были офицеры тоже с крылышками, но они были от КГБ и должны были оберегать и следить за поведением этих космонавтов. Почему? Потому что главным качеством первых, да, по-моему, и последующих космонавтов тоже, и нас всех, должна быть приверженность своему государству. Это совесть. То есть полная подчинённость тем распоряжениям, которые им должны даваться. Это первое качество, по которому их определяли. Почему? Потому что в те времена за рубеж почти никто не ездил, и люди, которые сбегали за рубеж, они считались недостойными людьми в то время, в отличие от того, что сейчас. И поэтому важно было, чтобы космонавты, став уже великими, став знаменитыми во всём мире, не соблазнились посулами, которые могут им давать и, конечно, давали.

Второе качество — это приверженность своему делу. То есть это чёткость. Человек начал что-то делать, стал космонавтом, и всё ради этого. Это и сейчас то же самое у всех космонавтов. Удивительные такие качества.

Тайна приземления

– Как ни странно, третьим качеством стало умение хорошо прыгать с парашютом. Не столько управлять самолётами, сколько прыгать с парашютом. Почему? Потому что первые пять космонавтов и одна космонавтка, Терешкова, приземлялись не на корабле своём, а выстреливались с помощью специального кресла примерно на семи километрах и дальше уже спускались на собственные ноги. Почему? Потому что приземление в этом шарике, которым был «Восток», было бы очень сильным ударом о землю и было бы опасно для жизни. Это было засекречено, и даже были люди, которые пострадали от того, что проболтались где-то, что первые космонавты приземлялись на свои ноги. Потому что, как правило, при регистрации рекордов полёта нужно указывать, что на этом летательном аппарате человек взлетел, пролетел и сел. А садились-то они на собственные ноги. Через несколько лет это всё-таки стало всем известно во всём мире и была масса всяких юридических решений с тем, чтобы всё-таки обосновать, что рекордным был полёт Юрия Алексеевича Гагарина, когда он сел на собственные ноги. А корабль приземлился недалеко.

«Он был космонавт номер три». Трагедия Нелюбова.

– Скажу сразу об одном, хотя и в дальнейшем об этом тоже будет. Дело в том, что Нелюбова-то никто и не знает, и он не стал космонавтом. И сейчас я вам скажу то, что нигде не опубликовано. С чего начались его неприятности. Известно, что когда взлетал первый, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой космонавты, а Нелюбова что-то всё не посылали в космос, хотя он был космонавт номер три. Первым трём космонавтам сшили специально по их телам скафандры, по их телам сделали ложементы в космическом корабле, в которых бы они лежали. Им выдали даже удостоверения, на случай если он где-то потом приземлятся, и у Нелюбова есть такое, в интернете висит фотография — значит, «Космонавт №3 Григорий Нелюбов». Но он не стал. Впоследствии известно, что он поссорился где-то с милицией, что был очень упрямый, не хотел мириться. Ну что не помириться с милицией, подумаешь. А он не стал.

111.jpg

Фото: кадр фильма Роскосмоса

Началось вот с чего, о чём не опубликовано. Дело в том, что живя в этом коридоре в конце декабря — начале января уже 61 года, Нелюбов был такой очень весёлый человек, решительный, бойкий, бурный и больше всего шутил с нашими двумя лаборантками, Тоней и Машей, больше других космонавтов. И он позволил себе нарушить режим, в котором они здесь жили, совсекретный режим особой важности — это государственная тайна, их наличие, их фамилии, чем они здесь занимались. Он вышел с третьего этажа, а поликлиника-то была не на засекреченной территории, она была на краю города, рядом с засекреченной территорией. Он прошёл через площадь — она называлась улица Кирова (сейчас она называется площадь Михаила Михайловича Громова, в городе Жуковском) — и напротив в магазине купил лимонада. И когда я потом спрашивал в центре подготовки, почему Нелюбов-то не полетел, никто не знал. А вот вы теперь знаете. Дальше получилось, что у него начал портиться характер. Он поссорился с милицией, об этом можно найти в интернете, об этом многие знают, и не захотел мириться, самое главное, и был отчислен из отряда космонавтов. А так как он военный, лётчик, он был переведён в Дальневосточный округ и погиб на рельсах поезда. В акте было указано: наличие алкоголя в крови отсутствует. То есть он не выдержал второго такого испытания. Первое испытание — режим, второе — трагедия жизни.

«Этот принцип Циолковского использовал и Королёв»

– Они выходили из поликлиники, тогда была зима, мороз, и шли через территорию на проходную. Тренировались на втором этаже. Там была лаборатория №47 Лётно-исследовательского института, филиал этого института. Если в Лётно-исследовательском институте было двенадцать тысяч, то там было примерно человек двенадцать. Как они туда попали, почему они вдруг туда пошли? Дело вот в чём. Я не историк и не исследовал, и поэтому то, что я сейчас скажу, это может быть, а может быть и нет. Но мне так кажется по тому, о чём тогда говорили. У Королёва усложнялось несколько положение. От него отделились Янгель, Челомей, и их ракеты были очень мощные и были совершенно удивительные по скоростям, по возможностям осваивать разные траектории. А у него была всё та же самая так называемая семёрка, которая была феноменально усовершенствованная, сложенные несколько Фау-2 Вернера фон Брауна. Пять штук сложенных внизу, потом шестая, сверху ещё седьмая. Во время полёта из боковых четырёх остатки горючего переливались в среднюю, она летела ещё быстрее, ну и так далее. Этот принцип был придуман Циолковским. Циолковский придумал, что должно быть много ракет, нельзя сделать какую-то одну гигантскую ракету. Может быть, но есть много малых, их можно все использовать. И тогда по мере того, как в них во всех уменьшается горючее, их некоторых сливать в центральные, остальные отбрасывать. Этот принцип Циолковского использовал и Королёв.

«Ну что мы пугаем всех атомными бомбами?»

– Он тогда добился приёма у лидера нашей страны, Хрущёва, и сказал: «Ну что мы пугаем всех атомными бомбами?» Что значит «пугаем атомными бомбами»? В 57 году взлетел первый спутник. Первый спутник — это было чудо. И он пипикал, и вид у него был какой интересный — шарик и длинные такие усы, как будто он несётся. А на самом деле хотели выпустить радиоприёмник, который будет пипикать. Королёв сказал: «Нет! У него должен быть дизайн! Должна быть картинка! Это будет шар, и у него будут длинные такие как хвосты». Это идея была Королёва. И до сих пор иногда в этот день, когда первый спутник полетел, если быть за рубежом и с местными людьми говорить, они: «Пи-пи-пи-пи».

111.jpg

Фото: кадр фильма Роскосмоса

То есть помнят об этом, до сих пор помнят. Но многие в мире содрогнулись от ужаса. Потому что они поняли, что это может быть атомная бомба, которая летит вокруг всего земного шара и может капнуть туда, где будет потом очень плохо. И Королёв предложил Хрущёву делать мирный космос. И подготовить послание в космос человека.

«Ему говорили — но он же будет крутиться»

– К этому уже готовились медленно, но верно, американцы. Хрущёв сказал: «А времени тебе хватит?» Времени оставалось совсем мало, по-моему, меньше трёх лет, нужно было всё это заново сделать. И гениальный совершенно человек, молодой парень в то время, Феоктистов, добился у маститых конструкторов королёвских, чтобы этот космический корабль был бы не в виде пули, не в виде какого-то крылатого корабля, а чтобы это был шарик. Ему говорили — но он же будет крутиться. Нет, мы сделаем эксцентриситет, мы сделаем в одном месте самое тяжёлое, это будет под спиной, поэтому, спускаясь, он будет лететь так, что космонавт будет в самом удобном положении. Будет спиной лежать и лететь спиной вперёд.

Но как начинить этот шарик? Там же нужна особого вида индикация, туда нельзя засовывать, как в самолётах, индикатор одной системы, третьей, четвёртой, пятой, это невозможно. Кто это будет делать? Обратились в различные авиационные фирмы, Микояна, Яковлева, Мясищева и многих других. Те отказались. По какой причине? Полетит, не полетит, сгорит, что с этим связываться, делаем самолёты, делаем своё дело, всё очень хорошо. Все отказались. Что делать? И тут вдруг к Королёву пробрался Сергей Григорьевич Даревский, начальник лаборатории на втором этаже, и сказал: «Я сделаю». И как ни странно, был, вопреки правилам, заключён договор между огромным предприятием Королёва, ОКБ-1, Особое конструкторское бюро номер первое, и лабораторией. И мальчишки в этой лаборатории у Даревского только два-три года как выпустились из различных учебных заведений, Бауманского, МАИ, МАДИ. Но об этом узнали в Лётно-исследовательском институте. Как так, какая-то лаборатория? Было созвано секретное партийное собрание. В Лётно-исследовательском институте только докторов наук было порядка семидесяти человек, а кандидатов ещё больше. На этом секретном партийном собрании было принято решение — объявить строгий выговор с занесением в личное дело Даревскому, формулировка - «За авантюризм в науке». Даревский кинулся к Королёву, говорит: «Что делать? Я против партии пойти не могу!» «У тебя осталось меньше полутора лет. Если ты за это время сделаешь — Ленинскую премию я тебе гарантирую. Если не сделаешь — значит, ты авантюрист в науке».

Вот в каких условиях готовился первый космический полёт. Привезли в ноябре месяце первый шарик — а ими было сделано несколько штук, космических кораблей — привезли для того, чтобы в нём тренировать космонавтов. Потому что тренажёра-то тоже не было. Ребята эти придумали всю начинку, а как тренировать? Даревский говорит: «Пусть к нам везут». Привезли, подняли, в окно не лезет. Он говорит, ломайте стену. Сломали стену, внесли шарик. Тут уж начали помогать Даревскому. Знаменский, выдающийся совершенно инженер, главный инженер ЛИИ, тут же пригнал горячий раствор бетона, контейнер кирпичей, положили обратно, положили раму и всё. Начали тренировать.

Пробы невесомости

– После полёта Гагарина все видели его в кадре, а что там дальше, никто в нашей стране и в мире не знает. В моём распоряжении был тогда уже самолёт Ту-104, в котором делалась невесомость. Невесомость делается за счёт того, что на шести тысячах он разгоняется, подскакивает и летит по параболе — в это время там возникает невесомость, потом спускается, и она прекращается. Невесомость длится полминуты, но можно делать её много раз. И я тогда подумал — а почему же не сделать снимок? Мы там изучали уже животных, изучали поведение людей, стресс при ударе невесомости. Я позвонил начальнику лётно-испытательной станции, у которого как раз хранились скафандры. Я говорю ему: «Дайте один скафандр, полетает кто-нибудь в нём» - «Кто полетает? Порвут ещё» - «Да нет, я сам полетаю, не порву точно». Он говорит: «Ну конечно, у вас же полёты страшно опасные, вы в любом можете разбиться, что я тогда буду делать?» Тут он понял некорректность свою, захохотал и сказал «Пришлю в запечатанном ящике, запечатаете и обратно вернёте». Вот я одел этот скафандр и пять минут съёмки были сделаны.

3.jpg

«Медики военные очень испугались»

– У Гагарина — об этом мало кто знает, об этом как-то не пишут — во время полёта была отрыжка. И до сих пор скафандр, который хранится, как мне говорили, частицы отрыжки в нем, не стали отмывать. Вымыли скафандр Титова, вымыли скафандр Терешковой, а у Гагарина всё в натуральном виде.

111.jpg

Фото: мемориальный музей космонавтики в Москве

Как он говорил: «Слишком жала привязная система, тесно было, неудобно очень», но медики военные очень испугались. Почему? Потому что известно было, что во время полётов на самолётах, во время плавания на кораблях возникает морская болезнь или воздушная болезнь, потом стали называть спутниковая болезнь. И если вдруг вот эта болезнь, рвота, возникнет в космосе, там же рвотные массы не упадут никуда, и ими захлебнуться — это пара пустяков. Это и было у Титова, но он не захлёбывался, он блестяще себя вёл. Титов летал семнадцать оборотов, у него была тяжелейшая тошнота, тяжелейшая головная боль, он не мог мочиться, много всяких трудностей было. Ему несколько раз говорили — можно спуститься вниз, а он говорит — нет. Выполнил до конца программы, впервые снимал в космосе Луну, снимал Землю, впервые был этот ореол снят, который потом много раз показывали. Он первый провёл ориентацию космического корабля.

Третьим решили послать не Нелюбова, а Николаева. И Королёв приказал сделать так, чтобы отцепить и чтобы он мог полетать по кораблю. Чтобы ничего не давило. Для этого пришлось полностью переделывать привязную систему. Очень большие сложности были. Каждый полёт было, наверное, по двенадцать режимов невесомости, я не знаю, может, двадцать, может, тридцать, то есть это месяца три работа велась.

«У Леонова была макропсия в невесомости»

– Скафандр не может раздуваться. Он полужёсткий, он в принципе не может раздуваться. Публично сказано, зарегистрировано, записано. А Леонов до сих пор говорит, что у него раздулся скафандр.

112.jpg

В чём здесь дело? Там два момента неясных. Первый момент — раздулся ли он, и второй момент — почему он влез туда головой, хотя это смертельно опасно. Смотрите. Дело в том, что ещё в 61-м году в условиях невесомости мне удалось обнаружить при экспериментах, что... вы знаете, есть такое явление — микропсия, макропсия. Это бывает у детей, у взрослых людей, когда всё кажется таким далёким-далёким. А бывает наоборот — всё такое большое-большое, надвигается на тебя. Это такие состояния.

111.jpg

Фото: кадр фильма Роскосмоса

И когда Леонов приехал после полёта к нам в Летно-исследовательский институт, я заметил, он сказал: «Когда я отошёл оттуда, я вдруг увидел, что корабль намного больше, чем я помню, какой он был на земле, когда мы тренировались. У Королёва в ангаре когда он стоял, был намного больше». И сейчас в воспоминаниях у него проскальзывает, что Земля такая большая, всё большое. То есть у него была макропсия в невесомости. А в моих экспериментах, заранее, ещё в 61 году, я обнаружил, что макропсия может быть своеобразная. Я давал схематические фигуры в виде приборных досок, круглые. Макропсия может быть только в том месте, куда направлен взгляд. Вот в этом месте вдруг всё расширяется. Известно, что у некоторых американских космонавтов, первых космонавтов, была своеобразная иллюзия — им вдруг казалось, что у них ноги увеличиваются настолько, что прорастают в пол. То есть в этом для космоса нет ничего необычного — что показалось Леонову. Поэтому трудно входить ногами. Он знал, что войти нужно было только ногами, с тем чтобы потом не висеть в кресле. Если войти головой, то окажешься на кресле головой и ногами вниз, и при посадке будет перелом шеи.

Возникает вопрос — почему всё-таки вошёл туда головой. И третий момент — почему удалось ему внутри шлюза перевернуться, чтобы войти всё-таки ногами. Те снимки, которые были сделаны, такие, не очень хорошие. Киноаппарат, который снаружи стоял, упустил его, и он улетел в бездну космоса. Это страшно. И некоторые психологи считают, что после такой макропсии, которая конечно, нарушает эмоции, он оставшуюся камеру кинул в шлюз и полез вслед за ней. Он спас вторую камеру и полез вслед за ней спасаться туда. А там он понял, что нельзя влезть, и только за счёт своих удивительных физических способностей — был спортсмен, силы огромной, сообразительности огромной — он внутри шлюза перевернулся. Но он же мог выйти оттуда, перевернуться и войти ногами! Нет, там бездна, которая поглотила киноаппарат! Это, конечно, ретроспективные такие построения, они интересны — так ли всё было или не так, тем более, это всё в подсознании. Что-то вроде этого, видимо, происходило.