Мартовские дни у жительницы Дубровичей, 88-летней Евдокии Павловны Протасовой, ассоциируются не с радостью и праздником, а с трагедией, которая перевернула жизнь всей её семьи и до сих пор не дает покоя.

«Их собирали специально – самых сильных»

Родилась она за тысячи километров от Рязани, в деревне Метляево Иркутской области. В 1938 году, когда Евдокии было всего семь лет, здесь стали происходить страшные события. Местных мужчин – крепких и рослых сибиряков – стали одного за другим забирать сотрудники НКВД.

«У отца было девять братьев и сестра, – вспоминает Евдокия Павловна. – Сначала пришли за дядей, а потом и за отцом. Ничего не говоря, просто сказали собираться. Нас у родителей было четверо, мама ждала пятого ребенка. Но это никого не волновало. День, когда мы видели папу в последний раз, навсегда остался в памяти – 4 марта 1938 года. Потом приходили и за другими – соседями, родственниками. Забирали самых крепких и мощных».

Отца Евдокии Протасовой обвинили в участии «в контрреволюционной диверсионно-вредительской организации». Но об этом семья узнает лишь через много лет. Много месяцев о судьбе мужчины было ничего неизвестно, а в ноябре все того же 1938 года семья получила письмо, в котором сообщалось, что он скончался и был похоронен на одном из кладбищ Магадана.

«Мы долго не могли понять, за что же забрали нашего папу, ведь он работал в колхозе простым кладовщиком, – говорит Евдокия Павловна. – Уже спустя много лет до нас стала доходить страшная мысль: их собирали специально – самых сильных, чтобы отправить на добычу золота».

За ведро картошки

Семье, оставшейся без кормильца, приходилось туго. Но справлялись, старшие дети даже ходили в школу. Мать работала с утра до ночи, чтобы прокормить пятерых.

«Несмотря на то, что жили мы бедно, дома всегда было чисто и уютно, – вспоминает пожилая женщина. – Посреди кухни у нас стоял стол из березовых досок. Мама чистила его дресвой – пережженной галькой. Если не успевала с утра приготовить обед, старшая сестра стряпала вместо нее».

Когда началась Великая Отечественная война, семья сплотилась еще больше. Вместе с мамой Евдокия и ее сестры шили кисеты для бойцов, вязали варежки, сушили картофель, чтобы отправить его на фронт.

«Все для фронта, все для Победы» – для нас это был не просто лозунг, – говорит жительница Дубровичей. – Мама всегда говорила нам: «Дай людям самое хорошее, а себе – что останется» – с этой мыслью мы и росли».

Но порой случались дни, когда самим было нечего есть. В один из них мать семейства шла вместе с соседкой мимо колхозного поля. Женщины, мучимые голодом, решили выкопать по ведру картошки. Об этом узнал кто-то из жителей и донес «куда следует».

«В октябре 43-го в нашу дверь снова постучали, – со слезами вспоминает Евдокия Павловна. – Маму посадили на лошадь и повезли в тюрьму. Мы остались одни. Совсем одни. Старшей сестре в то время было 17 лет, мне 12, а младшему брату едва исполнилось пять».

89475082_887932024991762_4667692039779909632_n.jpg

Похлебка из шкуры и лебеды

О страшных годах, проведенных без мамы, воспоминания остались лишь обрывками. Как пришлось бросить школу и пойти работать в колхоз, как младший братик опухал от голода, как варили похлебку из лебеды и турнепса, а весной искали по полям мерзлую картошку.

«На кровати у нас лежала коровья шкура, – вспоминает пенсионерка. – Когда маму забрали, и есть стало нечего, мы резали ее на ленточки, варили и ели. Старшая сестра Лиза пошла работать в тайгу – валить лес. Лошадям, на которых возили дрова, давали овес. Она умудрялась по горсточке утащить его и отправить домой – чтобы с голода ноги не протянули».

Летом собирали ягоды и грибы, весной в поле на проталинах собирали колоски. Приходили на помощь и соседи.

«Думаешь: как ты выжила, как справилась? – недоумевает Евдокия Павловна. – Спустя столько лет я так и не нашла ответа на этот вопрос».

Мать – Марию Степановну, освободили из тюрьмы в 1945 году. Все эти два года она ничего не знала о судьбе своих детей, живы они или нет. А они, помня о судьбе отца, уже и не надеялись когда-нибудь снова увидеть маму.

«После этого она долгие годы работала поварихой на току, и никогда у нее не было недостач, – говорит Евдокия Павловна. – Ну а мы оканчивали школу переростками, не могли вступить в комсомол – ведь мы были дети врага народа».

Эхо репрессий

Только в 1959 году отец Евдокии Протасовой Павел Чичигов был полностью реабилитирован. С его детей было снято клеймо, а в 1998 году Евдокия Павловна была признана пострадавшей от политических репрессий.

Но, по словам ее дочери, те ужасы, что она пережила в детстве, дают о себе знать до сих пор. Не только в психологическом, но и в юридическом плане. Сейчас Евдокия Протасова не может получить статус труженика тыла и ветерана труда – не сохранилось никаких документов, доказывающих, что она еще 12-летней девчонкой трудилась в колхозе. Елена Протасова – дочь пенсионерки, делала множество запросов в Иркутск и в рязанский пенсионный фонд, однако добиться чего-либо так и не смогла.

«Чтобы доказать эти факты, необходимо минимум два свидетеля, – рассказывает Елена Протасова. – Я нашла тех, кто жил и работал там в те годы, с некоторыми даже удалось поговорить по телефону. Но женщины были так встревожены воспоминаниями о тех событиях, что у них поднялось давление, и родственники запретили им давать какие-либо пояснения».

«К кому я только не обращалась, недавно была на приеме у депутатов «Единой России», – сказала она. – Мне сказали: «Лишних медалей у нас нет». А нам и не нужны никакие медали – хочется, чтобы правда была, наконец, восстановлена».

P.S. Ежемесячное пособие для жертв репрессий в настоящий период составляет примерно 600 рублей в месяц.